Семейство двадцать пятое – Толстянковые, или про музыку 50-х годов…
В конце августа пурпуром Очиток
Оригинален, лечебен тот цветок.
Шапками собрание бутонов
До ярких розовых полУтонов.
Фалия Ахмадуллина
В предшествующих трех главах наших записок, ботаническая часть была представлена относительно уныло.
Мы рассказали об одной-единственной левизии из семейства Монтиевые. Мы описали чахлые листики гуннеры, недавно появившейся в нашем Саду. И упомянули никому не нужную паразитку — омелу.
В порядке оправдания скажем, что мы шли в точном соответствии с международной ботанической классификацией APGIII.[1] Соответственно, мы описывали растения, относящихся к ботаническим порядкам – Гвоздичноцветные, Гуннероцветные и Санталоцветные, группы «Базальные эвдикоты».
Пожалуй, дальше ботаническая жизнь пойдет веселее, ибо мы переходим к последнему порядку вышеуказанной группы – Камнеломкоцветные. Этот порядок интересен тем, что в него входят такие яркие, прекрасные семейства, как Багрянниковые, Толстянковые, Крыжовниковые, Пионовые и Камнеломковые.
Свое название данный порядок получил за способность его представителей селиться в расщелинах скал и на камнях. Большинство растений данного порядка являются великолепными украшения для любого сада. Они отличаются нежными листочками и красивыми цветами. Есть в этом порядке и большая группа кустарников, дающих вкусные съедобные плоды. Среди них привычные всем крыжовник и смородина.
Свое описание мы начнем с семейства Толстянковые, которые по латыни называются Crassulaceae. Характерный облик представителей семейства толстянковых отражен в названии семейства.
Слово crassus на латинском языке означает «толстый». Мясистые, сочные стебли и листья составляют примечательную черту этого семейства. Толстянковые, подобно кактусовым, относятся к экологической группе растений засушливых областей — суккулентам. В семейство входят более 39 родов и 1500 видов, распространенных очень широко, но главным образом в теплых и засушливых областях.
Семейство толстянковых делится на шесть подсемейств: очитковых, молодиловых, эчевериевых, котиледоновых, каланхоевых и толстянковых. В целом, в семейство входят более 30 родов и 1500 видов, распространенных очень широко, но главным образом в теплых и засушливых областях.[2]
Наиболее богата представителями толстянковых Африка, особенно Южная Африка, где представлено большинство видов таких крупных родов, как толстянка (более 300 видов), каланхоэ (около 200 видов). Богато представлены толстянковые также в сухих областях Америки, от юго-запада США до Мексики и Центральной Америки.
Но самый крупный род в семействе — очиток, насчитывающий, вероятно, до 600 видов, обитающих в основном в умеренной полосе в пределах северного полушария, преимущественно в Евразии.
Однако, к очитку мы вернемся позже. А начнем мы с самого, пожалуй, популярного растения данного семейства – так называемого «денежного дерева». Его также называют деревом счастья или обезьяним деревом. Правильное название этого растения — «толстянка овальная» или «крассула». Под всеми этими названиями кроется суккулентное растение, которое обожают цветоводы за то, что с ним легко обращаться.
Это самое денежное дерево очень популярно в России, поскольку существует устойчивое поверье, что это растение приносит в дом доход и удачу. А все это оттого, что листья этого деревца похожи на монетки.
По Фэн-шую считается, что это дерево, если его правильно расположить в квартире, поправит финансовое положение владельцев помещения. Для этого нужно поместить толстянку в светлой зоне богатства на южном или юго-восточном окне.
Богатство, по этой теории, накапливается в мясистых листьях деревца, а значит, чем больше листьев и лучше их состояние, тем богаче и удачней будут его владельцы. Округлые формы толстянки считаются источником положительной энергетики, которая нейтрализует все негативные и отрицательные слова и эмоции, тем самым гармонизируя атмосферу в доме.
И помните: китайская наука Фэн-шуй утверждает, что только выращенная своими руками, а не купленная на рынке, толстянка воистину становится по-настоящему «денежным деревом». А уж совсем будет здорово, если вы вырастите толстянку из украденного вами листочка, предварительно закопав в грунт горшочка, хоть какую-либо монету. Тут уж деньги потекут рекой, можете не сомневаться!
И еще один добрый совет: когда вас будет захлестывать радость от изобилия денег в вашем доме, то не вздумайте в приливе восторга употреблять в пищу или даже пробовать на вкус листья толстянки. Это достаточно опасно, поскольку в толстянке содержится очень высокий запас мышьяка.
Следующий род называется – Каланхоэ. Это достаточно популярный комнатный цветок.
«Комнатным женьшенем» и «деревом жизни» называют в народе каланхоэ дегремона за лечебные свойства сока. Отжав из мясистых листиков сок, можно, например, закапывать его в нос от насморка.
Родиной каланхоэ дегремона считают остров Мадагаскар. Человек распространил это растение очень широко, а в диком виде оно встречается в тропических зонах всех континентов.
Каланхоэ дегремона очень легко разводить. На его листьях появляется целый выводок маленьких растеньиц, уже с корешками. Опадая, они укореняются и быстро идут в рост. Так растение размножается даже без цветов и семян. В целом, это неприхотливое, весьма полезное и красивое растение, безусловно, по достоинству занимает свое место у многих на подоконнике.
Следующий род – Молодило. Его представителями являются молодило, эониум и монантес. Что касается молодила, то у него еще есть весьма популярное название – «каменная роза».
Это растение очень эффектно в групповых посадках, будь то ковровые композиции или бордюры. Каменная роза отлично гармонирует с камнями. Многочисленные сорта предоставляют столь широкую гамму окрасок розеток (зеленые, серебристые, желтоватые, розовые, бордовые, а некоторые сорта меняют цвет листьев в зависимости от сезона), что ими можно буквально «рисовать», создавая уникальные картины, радующие взгляд с ранней весны до поздней осени.
Достаточно популярным растением является молодило кровельное, как красиво цветущее растение. Раньше его применяли для покрытия глиняных крыш, отчего происходит его видовое название.[3]
А теперь перейдем к главному герою нашей главы – роду, который называется Очитник. А еще его называют седумом, либо очитком. Однако, поскольку в международной ботанической классификации APGIII указан именно «Очитник», то этот термин мы и будем употреблять в дальнейшем.
Научное родовое название Очитника (Sedum) происходит, по одной версии, от латинского sedare — усмирять (сочные листья действуют как болеутоляющее средство от ран). Есть даже миф о том, что сын Геракла Телефос вылечил седумом тяжелую рану, которую ему нанес копьем Ахилл.
По другой версии – от латинского sedere — сидеть (многие виды распростёрты по земле).
Английский ботаник Г. Роули, специалист по суккулентным растениям, полагает другоеː от латинского sedo — буквально «я сижу» (о растениях, располагающихся на стенах и скалах).
Русское название рода Очитник заимствовано скорее всего из украинского языка и восходит к термину «очисток», поскольку растение применяется как лечебное очищающее средство.
Некоторые русские народные названия видов очитника — скрипун, заячья трава, заячья капуста, грыжная трава, либо лихорадочная трава.
Чрезвычайно неприхотливые и выносливые, очитники способны выживать в самых «спартанских» условиях. Единственно, они не любят засилья злостных сорняков и застойной влаги. Обычно очитники не подкармливают, но сорта с необычной окраской листьев весьма отзывчивы на весенние органоминеральные подкормки.
Размножают очитники делением куста и черенками, в том числе листовыми, при этом они на все сто процентов укореняются в почве даже без стимулирующих препаратов. Часто срезанные стебли с цветками, даже пока стоят в вазе, успевают дать корни.
Надо признаться – мы влюблены в очитники. Они очень декоративны, и в нашем Саду их достаточно много.
Самыми яркими и узнаваемыми представителями рода являются очитник видный родом из Восточной Азии и встречающийся в лесах Нечерноземья, очитник трехлистный, или заячья капуста. Чуть менее известный, но не менее эффектный, дальневосточный очитник бело-розовый.
Все три вида раскрываются с конца июня и до октября, составляют достойную компанию летним и осенним растениям. Высокорослым очитникам присущи мясистые, отмирающие на зиму стебли, которые венчают щитковидные соцветия с розовыми, пурпурно-красными, бежевыми или белыми цветками.
С участием этих видов, учеными-селекционерами создано множество разнообразных сортов, отличающихся высотой, окраской листьев и соцветий (от сизоватых с насыщенно-розовыми цветками до пурпурно-фиолетовых с бежевыми соцветиями).
В течение всего сезона декоративный вид очитников поддерживает эффектный листовой наряд. В начале лета – это округлый кустик с красивыми зелеными листьями, который гармонично вписывается в декоративнолистную компанию, к примеру, из спиреи японской, либо барбариса.
Вообще-то, говоря о зеленых листьях очитников, следует отметить, что большинство имеют выраженный в той или иной мере сизый налет, наиболее ясный на рассвете и практически исчезающий в закатных солнечных лучах. Во время бутонизации серовато-зеленые щитки очитника станут частью элегантной композиции из хвойных и хост.
Также хорошим вариантом является сочетание очитников с растениями с бежевыми, желтыми, серебристыми, темно-зелеными, малиновыми и сиренево-розовыми цветками. Если разместить рядом к ним астильбы, раноцветущие хризантемы, либо ясколку, то мы получим великолепное дизайнерское решение!
Что касается нашего Сада, то мы культивируем в нем очитник, который называется «Матрона». Он отличается особой декоративностью. Красноватые листья и стебли колоритно смотрятся на клумбах даже без цветения, создавая контраст с другими вечнозелеными многолетниками.
Мы на практике убедились, что этот сорт прост в выращивании и не требует много усилий по его обработке. Это растение может расти длительное время без пересадки. Взрослые кусты требуют обрезки и деления. Высокорослые кусты хорошо смотрятся в групповых посадках с более низкими почвопокровными сортами.
Мы высаживаем «Матрону» на нашей альпийской горке, вдоль дорожек, а также большими массивами. Этот сорт очитника хорошо смотрится с другими декоративными цветами и кустарниками. Сорт считается медоносом, привлекает пчел, шмелей, бабочек.
На практике, очитники являются весьма неприхотливым растением. Уход за ними – минимален. Лишь ранней весною надо уделить внимание этой культуре.
Дело в том, что от предшествующего сезона, над маленькими зелеными бутонами, возвышаются сухие, отмершие стебли. Их не рекомендуется убирать осенью, дабы не повредить корневую систему. Однако этот сухостой следует как можно раньше убрать в начале сезона. Если мы затянем эту обработку, то повысим риск повреждения молодых побегов.
Это уже стало одной из традиций в раннем весеннем Саду Евгения и Валентины. Как только в третьей декаде февраля пригреет солнышко – мы берем секаторы, и в первую очередь наводим порядок среди очитников. Щедрой платой за это, будет буйное цветение и аккуратный, элегантный вид этих замечательных растений.
Среди травников, дикорастущий очитник считается весьма ценным лекарственным растением. У нас, на Кубани, таковым считается Очитник едкий (Sedum acre), растущий на каменистых почвах высокогорных массивов Фишт и Оштен. Здесь действующими лечебными веществами являются алкалоиды, дубильные вещества, гликозиды и аскорбиновая кислота.
Причем, это лекарство готовится в трех видах: это может быть сок из свежих стеблей, либо порошка из сухой травы или соответствующей настойки. Стебли очитника едкого широко использовали при инфицированных ранах, бородавках и мозолях.
Настои свежих, майских листьев используются травниками как тонизирующее, общеукрепляющее средство.[4]
А вот цитата из книги «Гастрит и язвенная болезнь», входящая в серию «Народный лекарь»: «Заячья капуста, или очиток большой, — лекарственное растение, известное своими регенерирующими свойствами. Содержит щавелевую, лимонную и яблочную кислоты. Заячья капуста – мощный биостимулятор, усиливающий процессы обмена и регенерации, оказывающий общетонизирующее и противовоспалительное действие.[5]
А теперь, вновь, перенесемся в далекие пятидесятые годы прошлого века, и немного поговорим о музыке тех лет, которая осталась в нашей памяти.
Ведь, на те или иные десятилетия прожитой жизни всегда накладываются сопутствующие им мелодии. Не зря ведь говорят: «Новые времена – новые песни!». Соответственно прошедшие годы – это ностальгия по звучавшей когда-то модной музыке.
Вспоминается любопытный эпизод. Всякий раз, когда по радио звучала песня, в исполнении Клавдии Шульженко, отец Евгения – Георгий Иванович, говорил: «Это певица нашей эпохи».
Произносилось это отчасти с гордостью, частично с грустью. Ибо военная эпоха постепенно уходила. В 1970 году, когда страна отмечала 25-летие Победы, Евгению было двадцать два, Георгию Ивановичу – пятьдесят шесть, а Клавдии Ивановне – шестьдесят четыре года, что было весьма немалым возрастом по меркам того времени.
Хотя, годом позже, ситуация изменилась. Говорят, что когда в 1971 году Леонид Брежнев совершил торжественный вояж на Малую Землю, то он увидел Шульженко, которая была в сопровождавшей его делегации.
«Ну, здравствуй, хохлушка!» — обратился генеральный секретарь к певице с оригинальным приветствием. И попросил спеть «Синий платочек», а слушая, утирал слезы. В том же году Клавдия Ивановна была наконец удостоена звания народной артистки, а позже получила орден Ленина. Ее стали включать в правительственные концерты и предоставлять лучшие залы.
И хотя Шульженко еще вспоминали, благодаря Леониду Ильичу, но со всех городских балконов хриплые ламповые магнитофоны на всю свою небольшую мощность, выдавали хриплые песни тридцатилетнего Владимира Высоцкого.
А из того далекого военного и послевоенного периода у нас в памяти наиболее отчетливо осталось два солиста: Марк Бернес[6] с его «Враги сожгли родную хату» и Клавдия Шульженко с ее знаменитым «Синим платочком».
Они были частью нашего детства. Давайте еще раз послушаем легендарную песню «Синий платочек» в исполнении легендарной Клавдии Ивановны Шульженко:
Слушая эту песню, мы задумались: певец эпохи – кто он, и как надолго он остается в народной памяти?
Кто наш певец? Лев Лещенко и Алла Пугачева? Практически они наши ровесники. И если Лев Лещенко запомнится своей песней «День Победы», то с чем войдет в историю наша Алла? Песнями «Айсберг в океане», «Эй вы там наверху», либо «Настоящий полковник»?
Хотя, есть очень трогающие душу песни, такие, как «Старинные часы», «Близкие люди» и, конечно, «Миллион алых роз».
Кто знает, кто знает…
На эти трудные вопросы ответит только неумолимое время.
Мы знаем лишь одно – «нашего» современника – Владимира Высоцкого нет уже почти сорок лет, а песни его столь же популярны, как и шестидесятые годы прошлого века. Будут ли через сорок лет с такой же любовью слушать Аллу Пугачеву? Время покажет…
Однако, вернемся в послевоенные времена. Наряду с официальными «Синий платочек», «Землянка» и «Летят перелетные птицы…», существовали популярные песни, находящихся «на грани фола».
И здесь особо хотелось бы вспомнить Александра Ивановича Фатьянова. Выходец из армейского ансамбля песни и пляски Александр Фатьянов свой первый шедевр сочинил в 1942 году 23-летним — «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат» на музыку Василия Соловьева-Седого.
Одна за другой уйдут в народ его «На солнечной поляночке», «В городском саду играет духовой оркестр», «Где же вы теперь, друзья-однополчане?», «На крылечке твоем», «Когда весна придет — не знаю».
В ладных фатьяновских стихах живут несоветские обороты «лютая битва с ворогом», «шальные соловьи», «письмо летучее» и «девичья горючая слеза». Ведь достаточно, похоже, звучали дореволюционные хиты из репертуара трактирных граммофонов.
После войны, вся страна некоторое время распевала чудесную, очень лиричную песню «Три года ты мне снилась» из кинофильма «Большая жизнь». Посмотрите, как она славно смотрится в исполнении талантливого певца Марка Бернеса. Вслушайтесь — сколько чувств и нежности звучит в этом произведении:
Однако, четвертого сентября 1946 года выходит постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) «О кинофильме «Большая жизнь», которое не оставляет камня на камне от этого произведения, сделанного в духе социалистического реализма. Досталось и невинной, очень лиричной песне. Вот как отзываются о ней в этом документе:
«Художественный уровень фильма также не выдерживает критики. Отдельные кадры фильма разбросаны и не связаны общей концепцией.
Для связи отдельных эпизодов в фильме служат многократные
выпивки, пошлые романсы, любовные похождения, ночные разглагольствования в постели. Введенные в фильм песни (композитор Н. Богословский, авторы текстов песен А. Фатьянов, В. Агатов) проникнуты кабацкой меланхолией и чужды советским людям. Все эти низкопробные приемы постановщиков, рассчитанные на самые разнокалиберные вкусы и особенно на вкусы отсталых людей, отодвигают на задний план основную тему фильма — восстановление Донбасса».
Вывод, как всегда, один: песня, которую распевает страна – проникнута кабацкой меланхолией и чужда советским людям.
Разумеется, после этого разгромного постановления фильм попал в опалу и на протяжении двенадцати лет, был запрещён к показу. Одновременно была запрещена и песня. Вновь вышел фильм на экраны лишь во время «хрущёвской оттепели».
После второго рождения фильма, песня прочно вошла в репертуар Бернеса и стала одной из его самых любимых. Как видите, произошла примерно такая же ситуация, как и с песней «Враги сожгли родную хату», о которой мы писали ранее. И в обоих случаях это произошло благодаря Марку Наумовичу Бернесу.
Примечательно, что особую популярность эта песня получила в исполнении популярнейшего югославского певца Джордже Марьяновича в шестидесятые годы прошлого века. Тогда выросло новое поколение, для которого Марьянович как бы заново открыл эту замечательную песню, покорил своим проникновенным исполнением. Молодежь тех лет была влюблена и в Джордже Марьяновича, и в это душевное исполнение.
Однако вернемся к Алексею Фатьянову. Неприятности преследуют его постоянно. Когда знаменитого советского композитора Соловьева-Седого в очередной раз выдвинут на Сталинскую премию за свои песни, среди которых значилась фатьяновская «Давно мы дома не были», то автор стихов при выдвижении даже не будет упомянут.
Критика ругает «пустые слова» куплетов к фильму «Небесный тихоход», хоть строчки Фатьянова из них «Первым делом, первым делом — самолеты! Ну а девушки? А девушки — потом!» сразу становятся фольклором.
А еще на лучшего песенника сыплются дисциплинарные взыскания — даже по писательским меркам он чересчур много пьет. Прочного официального признания Фатьянов при жизни так и не заслужит: издав лишь одну книгу, умрет сорокалетним.[7]
А еще, в пятидесятые годы прошлого века, была очень популярной «Крутится, вертится шар голубой». Конечно, советский зритель был знаком с этим шлягером уже более двадцати лет. Впервые песня прозвучала в фильме «Юность Максима» в 1934 году, где ее исполнил популярнейший актер Борис Чирков.
Однако, после войны, новых фильмов в свет выпускалось чрезвычайно мало, и мы видели этого Максима по несколько раз в году. Мелодия песенки была весьма «прилипчивой», и ее многие напевали по поводу и без повода:
Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.
Где эта улица, где этот дом,
Где эта барышня, что я влюблен,
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблен.[8]
Тогда, в пятидесятые, мы никогда не задавались вопросом – откуда появилась эта песня и кто ее написал. И лишь при написании данной главы, мы узнали, что корни этой песни уходят к русскому романсу середины девятнадцатого века!
Говорят, что во время Великой Отечественной войны получили распространение различные версии песни. В частности, стала широко известна версия Михаила Исаковского. Борис Чирков спел песню в одной из новелл боевого киносборника «Победа за нами». Сборник открывался заключительной сценой из фильма «Выборгская сторона», когда герой Чиркова обращался с прощальным приветом к своим зрителям.
Однако в военном сборнике Чирков вместо того, чтобы сказать: «До свидания!», произносит «Товарищи!» и начинает разговор со зрителями. В финале эпизода актер поет песню, начинавшуюся словами:
Десять винтовок на весь батальон,
В каждой винтовке — последний патрон.
В рваных шинелях, в дырявых лаптях,
Били мы немца на разных путях…
В интернете вы можете также увидеть множество вариантов этой песни. Однако, мы выбрали именно тот видеоряд, где показаны кадры из кинотрилогии тридцатых годов прошлого века, где Максим бесстрашно борется за победу рабочего класса в предстоящей социалистической революции:
Еще вспоминается популярная певица того времени — Изабелла Юрьева, главная советская исполнительница «жестоких» романсов:
Мне сегодня так больно,
Слезы взор мой туманят.
Эти слезы невольно
Я роняю в тиши.
Сердце вновь встрепенулось,
Так тревожно забилось,
Все былое проснулось –
Если можешь, прости!
Припев:
Мой нежный друг, —
Часто слезы роняю
И с тоской вспоминаю
Дни прошедшей любви.
Я жду тебя, как прежде,
Ну не будь таким жестоким.
Мой нежный друг,
Если можешь, прости!
Под названием «Если можешь, прости» и с припевом «Мой нежный друг, часто слезы роняю» эту исповедь безутешной страдалицы знала вся страна. Послушайте эту супержалистную песню в исполнении легендарной Изабеллы:
Композитор Борис Фомин, автор «Только раз бывает в жизни встреча» и «Дорогой длинною», создал для Юрьевой самый быстрый свой опус. При нехватке героев во времена культа одной личности возникнет несколько песен про нарицательные имена собственные — «Эх, Андрюша», «Мишка». Из них «Саша» — самая игривая:
Сашка-сорванец,
Голубоглазый удалец.
Веселый друг моих забав,
Вообще, чудесный, славный парень.
Саша, ты помнишь наши встречи
В Приморском парке, на берегу?
С этим репертуаром Юрьева успешно гастролирует после войны по всему Советскому Окончательно уйдет со сцены в 1965-м, проживет более ста лет, а в 1993 году на вечере в свою честь еще споет романс Фомина «Мы только знакомы — как странно».[9]
После войны, примерно в пятидесятых годах, возникает подпольный рынок звукозаписи. Появляются так называемые пластинки «на костях». И как следствие — распространение запрещенной музыки впервые стало в СССР идеологической проблемой.
Среди трофейного барахла в Советский Союз каким-то образом проникают аппараты звукозаписи — немецкие Telefunken. Да и наши умельцы, глядя на немецкие аппараты, собирают и свои — самодельные.
Для гибких пластинок годится почти любая жесткая пленка, самый доступный носитель — рентгеновские снимки, отсюда входящие в историю названия «на ребрах» или «на костях». С чьих-то грудных клеток тысячи и тысячи патефонов поют жестокие романсы, знойные танго, блатной и лагерный фольклор, одесские куплеты вроде «Ужасно шумно в доме Шнеерзона» и прочую безыдейщину.
Простите, вы говорите, что не знаете такой песни? Странно, очень странно. Весь Советский Союз распевал ее, а вы не знаете. Это как-то удивительно. Тогда, жалеючи вас, напомним несколько куплетов из этого знаменитого шлягера:
Ужасно шумно в доме Шнеерзона,
Из окон прямо дым идет,
Там женят сына Соломона,
Который служит в «Капремонт».
Невеста же – курьерша с финотдела
Сегодня разоделась в пух и прах:
Фату мешковую надела
И деревяшки на ногах.
Припев:
Азохтер мы на Жмеринку поедем,
Азохтер дорэ гиба чемодан.
И через девять дней туда приедем,
И будем кушать жаренный баран.
А разменяйте мине сорок миллионов
Купите мне билеты на Бердич!
Мы будем ехать в мягкие вагоны,
И будем кушать жаренную дичь.
И вот на стол подали три графина:
Один – себе с лимонной кислотой,
Второй с раствором сахарина,
А третий сам-себе пустой.
И так далее, и так далее. Эта песня имеет десяток куплетов и множество самых различных вариантов.
А собственно, откуда эта песня появилась? А написал ее в 1920 году некто Мирон Эммануилович Ямпольский. Вот как пишет о нем знаменитый Константин Паустовский:
«Жил в Одессе… талантливый поэт, знаток местного фольклора Мирон Ямпольский. Самой известной песенкой Ямпольского была, конечно, «Свадьба Шнеерзона» … Она обошла весь юг… Песенку о свадьбе Шнеерзона… мог написать только природный одессит…».
Из эссе Александра Розенбаума о поэте Ямпольском: «Он был интеллигентным человеком с высшим образованием, состоял в Литературно-артистическом Обществе, Союзе драматических и музыкальных писателей и в повседневной жизни не изъяснялся на языке своей песни «Свадьба Шнеерзона».
Но он прекрасно знал быт, обычаи, нравы, привычки, жаргон, фольклор одесского обывателя и, к тому же, в начале 1920-х заведовал городским карточным бюро. А уж там перед ним проходила «вся Одесса».
Одесса, измученная революцией, гражданской войной, интервенцией, национализацией, мобилизацией, контрибуцией, реквизицией, декретами, уплотнениями, облавами, обысками, арестами, налетами, митингами и собраниями, голодом и холодом, безжалостно, что называется по живому, разодранная на «работающих», «неработающих», «совслужащих», «не совслужащих», «трудовой элемент», «нетрудовой элемент»…
Вот такие времена и такие песни…
Как бы то ни было, когда 1 апреля 1999 года в Городском саду Одессы открывали памятник в честь бронзового стула — одного из двенадцати, разыскивавшихся Остапом Бендером, то по окончании церемонии, выступлений официальных и не очень официальных лиц вроде Михаила Михайловича Жванецкого, из специально установленного по такому случаю динамика вовсю грянула именно «Свадьба Шнеерзона».
А еще во времена нашего детства и юности, мы частенько слышали игривую песню, где звучало странное слово «кукарача».
Вроде бы испанский оригинал — фольклор времен мексиканской революции и гражданской войны 1910-х годов. Содержание песенки сатирическое: cucaracha — «таракан» — народное прозвище солдата правительственных войск.
Но советской эстраде нет дела до происхождения куплетов. Русских текстов будет несколько, все — от лица красотки-кокетки. Один из вариантов, звучит следующим образом:
Мы на днях купили дачу, был на даче чемодан.
И достался нам в придачу заграничный таракан.
Только ставим мы пластинку и заводим патефон
В желтых кожаных ботинках по пластинке скачет он.
«Я кукарача, я кукарача» — распевает таракан.
«Я кукарача, я кукарача» — таракан американ.
«Я кукарача, я кукарача» — распевает таракан.
«Я кукарача, я кукарача» — таракан американ.
Мама бьет по сковородке, пляшет бабушка канкан.
А от папиной чечетки дом трясется как вулкан.
Вся семья поет и скачет вот уже недели две,
Завелись от кукарачи тараканы в голове.
Купили дачу, а где в придачу мы купили чемодан.
А с чемоданом по океанам к нам приехал таракан.
«Я кукарача, я кукарача» — заграничный таракан.
«Я кукарача, я кукарача» — таракан американ.
«Я кукарача, я кукарача» — распевает таракан.
«Я кукарача, я кукарача» — таракан американ.
В другом случае, некая красотка изливает свою обиду:
Я с досады чуть не плачу,
У меня в груди вулкан:
Он сказал мне «Кукарача» —
Это значит таракан!
За кукарачу, за кукарачу
Я отомщу.
Я не заплачу, нет не заплачу,
Но обиды не прощу!
И так далее и тому подобное, на протяжении всей песни. Но важнее припевы, в которых прелестница, принимая прозвище, собирается взять реванш:
Я кукарача, Я кукарача!
Мне ли быть одной?
Но я не плачу, нет, я не плачу,
Все равно ты будешь мой!
Из la cucaracha, la cucaracha ничего по-русски, кроме «я кукарача, я кукарача», не выходит, рефрен неизменен во всех версиях. Запись Новиковой выпустят на пластинке, и фокстрот «Кукарача» — танцевальный суперхит любой вечеринки.
Иноземное словечко запомнится одним из паролей десятилетия. Советский классик Нодар Думбадзе позже напишет про Тбилиси повесть «Кукарача» — такое прозвище носил очень смуглый местный милиционер. По книге поставят спектакль и снимут фильм.
А еще очень популярной была песня «Эй Стамбул, Стамбул, Константинополь!». Именно так она звучала в просторечье.
Вместе с тем, правильный перевод названия песни, звучит, как «Стамбул (а не Константинополь)». Песня была написана в 1953 году. Автором текста был Джимми Кеннеди, а музыка написана Натом Симоном.
Тогда, в 50 – 60 годах прошлого века, мы бездумно напевали ритмическую мелодию, не особо задумываясь о коллизиях, связанных с переименованиями городов. И, уже при написании данной главы, мы задались вопросом – а в связи с чем возникла эта песенка?
Начнем с того, что каждый относительно грамотный человек знает два непреложных факта:
— Император Константин перенес сюда столицу Римской Империи, и дал городу свое имя, назвав его Константинополем. И произошло это в четвертом веке нашей эры;
— Через более чем тысячу лет османские армии захватили его, и превратили в столицу исламского мира. Заодно изменили название, и он превратился в Стамбул, что произошло в пятнадцатом веке нашей эры;
Так думали и мы, и оказались неправы. Хотя, действительно, город менял свои имена неоднократно. Вот краткая история множества имен многострадального Стамбула:
В 667 году до нашей эры город основан под именем Византий — есть предположения, что назвали его так в честь греческого царя Византа.
В 74 году нашей эры город Византий стал частью Римской Империи. Однако, его имя при этом не изменилось.
В 193 году император Септимий Север решает переименовать город в честь своего сына Антония. На девятнадцать лет Византий стал Августой Антониной, потом имя поменяли назад.
В 330 году Константин провозглашает Византий столицей империи, и издаёт указ о переименовании города в Новый Рим. Правда это имя никому не понравилось, и жители продолжали называть город Византием. На этот момент городу уже было почти тысяча лет.
За время своего правления Константин усиленно перестраивал город, увеличил его размеры в несколько раз, и в общем изменил облик до неузнаваемости. За это в народе Византий стали называть городом Константина.
Но лишь при правлении Феодосия II, около ста лет спустя, город впервые называют Константинополем в официальных документах — настолько не нравилось никому название «Новый Рим». В итоге это имя на века закрепилось за византийской столицей.
В 1453 году султан Мехмед II завоевал Константинополь после длительной осады. Это положило конец Византийской Империи, и дало начало Османской. Новые хозяева стали называть город по-новому: Константиние. Впрочем, в переводе это значит абсолютно то же, что и по-гречески — Город Константина. Иностранцы при этом как называли его Константинополем, так и продолжили.
К нашему удивлению, оказалось, что город так и назывался Константинополем на протяжении всей истории Османской Империи. Лишь после появления Турецкой Республики в 1923 году, его сочли нужным переименовать. Правительство Ататюрка настоятельно просило всех иностранцев называть город новым именем: Istanbul. (По-русски город стали называть Стамбулом.)
Откуда же взялось такое название? Снова сюрприз: это вовсе не турецкое слово, как нам казалось. На протяжении веков, местные жители, говоря о центральной части города, называли его по-гречески «истемболис». Что значит попросту «Город», или, в современном понимании – «даунтаун».
Выходит, что молодое правительство турецких националистов использовало для своей столицы греческое название, в то время, когда активно боролись с соседями-греками за территорию. Как бы то ни было, 28 марта 1930 года, по указу Мустафы Кемаля Ататюрка, Константинополь был переименован в Стамбул.
Поэтому, знаменитый бельгийский сыщик Эркюль Пуаро в знаменитом романе Агаты Кристи «Убийство в «Восточном экспрессе», вышедшем в свет в 1934 году, отправляется на поезде уже из Стамбула, а не из Константинополя:
«- Вы можете купить билет в спальный вагон?
— Разумеется месье. Вы хотите ехать первым классом или вторым?
— Первым.
— Отлично. Куда едет месье?
— В Лондон.
— Хорошо месье. Я возьму вам билет до Лондона и закажу место в спальном вагоне Стамбул – Кале».[10]
А почему песня появилась именно в 1953 году? Вероятно, это был шутливый отклик на нешуточные дискуссии по поводу пятисотлетия сдачи (или взятия) города. Отмечать или не отмечать это событие? И если отмечать, то как? Ибо Стамбул – Константинополь был таким цивилизационным разломом, что промелькнувшие пятьсот лет, ничуть не сгладили остроту события.
Лауреат Нобелевской премии по литературе за «поиск души своего меланхолического города» Орхан Памук, пишет следующее:
«По тому, как люди называют некоторые события, можно понять. Где мы находимся – на Западе или на Востоке. 29 мая 1453 года для Западного мира произошло падение Константинополя, а для Восточного – взятие Стамбула. Когда моя жена, учившаяся в Колумбийском университете Нью-Йорка, однажды употребила в одной своей работе слово «взятие», профессор-американец обвинил ее в национализме. На самом же деле она употребила это слово просто потому, что так ее научили в турецком лицее».[11]
После всех этих исторических изысков, вернемся к знаменитой песне. В ней комично обращаются к этому официальному переименованию города Константинополя в Стамбул.
Уж если американцы переименовали Нью-Амстердам в Нью-Йорк, говорится в песне, то почему же, подобную затею нельзя сделать и туркам? Дословный перевод этой песни звучит следующим образом:
Стамбул был Константинополем,
Теперь это Стамбул, а не Константинополь,
Давно уже нет Константинополя,
Теперь он – радость Турции
В лунную ночь.
Все девчонки Константинополя
Живут в Стамбуле, а не в Константинополе,
Так что, если ты назначил свидание
В Константинополе,
Она будет ждать в Стамбуле.
Даже старый Нью-Йорк
Когда-то был Нью-Амстердамом.
Не могу сказать, почему поменяли название,
Просто людям так больше понравилось…
Забери же меня обратно в Константинополь.
Нет, не вернуться в Константинополь,
Давно уже нет Константинополя.
За что же Константинополю так досталось?
Это никого не касается кроме турок.
Вот как звучит эта песня в исполнении англоязычных артистов:
Существует много вариаций этой песни, с разным ритмом и различными напевами. Однако, в нашей памяти сохранился вот такой текст:
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул.
Небо – как Черное море,
Растеклись звезды в Босфоре,
Ночь повисла на минаретах,
Пальцы жжет сталь пистолета.
Ночь темна, а на рассвете
Встреча у старой мечети.
Между пальм – тени и шепот,
Может, там турецкие копы.
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул.
Порт залит синим туманом
Вкуса кофе и марихуаны,
Веет бриз с привкусом риска,
Горло жжет жажда и виски.
Узких улиц мрак паутиний
Завлекает вглубь Византии,
За спиною крики и топот,
Кто тебя потом будет штопать?
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул.
Колыхнет волны эфира
Залп галеры «Айя-София»,
И восход хлынет потопом
По мосту прямо в Европу.
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул – Константинополь,
Истамбул.
Вот как звучит эта популярнейшая песня на русском языке:
Как бы то ни было, какой бы текст не звучал, далекий Стамбул звучал для нас, как нечто экзотическое и иррациональное. Мы четко знали, что никогда в жизни не увидим этот капиталистический город, как бы он там не назывался – хоть Стамбул, хоть Константинополь. Более того, мы с детства твердо запомнили крылатую фразу: «Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна».[12]
Нам и в голову не могло прийти, что наступит такое время, когда миллионы наших сограждан будут ежегодно мчаться в Анталию – на берег неведомого нам когда-то Средиземного моря. Часть из этих людей, также пожелают увидеть один из крупнейших городов мира, не особо вникая в то, когда он назывался Константинополем, а когда Стамбулом…
Тут уж не до истории с географией.
А еще, огромную популярность, в конце пятидесятых годов прошлого века, приобрел дуэт сестер Берри.
А получилось так, что благодаря хрущевской «оттепели», в Москве, в 1959 году, открылась американская выставка. Именно в те самые времена сестры Берри приехали в Москву и участвовали в концерте в порядке «культурного обмена» в Зеленом театре парка имени Горького. Скорее всего, организаторы этих концертов даже не подозревали, что дуэт сестер пел еврейские песни.
В Россию вернулась песня «Бублички». Певиц долго не отпускали, а когда они, тронутые приемом, как бы чуть смущаясь, объявили дуэтом в микрофон «Отчи чьорные», зал вскочил и заревел от восторга. Первый куплет певицы исполнили на русском языке. Зрители долго не отпускали певиц и даже после окончания концерта. Разумеется, билеты на эти концерты достать было невозможно, а молва о сестрах, поющих еврейские песни, разнеслась по всей стране.
Уже само словосочетание «Сестры Берри» напоминает нам нашу юность. Впервые мы услышал их звонкие голоса, вскоре после появления в СССР первых магнитофонов.
Именно эта страница истории технического прогресса ознаменовала собою тот факт, что на территории одной шестой части суши, отгороженной от всего мира плотным звуконепроницаемым занавесом, зазвучала музыка «оттуда».
Разумеется, пути проникновения музыки «оттуда» на необъятные просторы нашей социалистической Родины были тогда под пристальным вниманием соответствующих органов (представители которых тем не менее с удовольствием слушали редкие заграничные пластинки, конфискованные у арестованных «врагов народа»). Естественно, что среди многих «вражеских» исполнителей сестры Берри – две еврейки, да еще из Америки! – были на особом счету.
Доставать заграничные пластинки было делом непростым и недешевым. Однако этот ручеек все же протекал сквозь границы. А появившиеся магнитофоны превратили этот ручей в широкую реку. Ведь переписывать друг у друга на магнитную пленку — стало в интеллигентской среде привычным хобби, и даже святым делом.
Особо модной песней, в исполнении сестер, считалась знаменитая «Бай мир бисту шейн» («Для меня ты красива»). Мелодия этой песни была написана американским еврейским композитором Шолом Секунда на слова Джейкоба Джейкобса в 1932 году для мюзикла «Можно было бы жить, да не дают».
Вот эта знаменитая песня, знаменитых сестер Берри, которая хрипло звучала после пятнадцатой перезаписи, из лампового магнитофона советской эпохи:
Популярность мелодии образца 1932 года, сравнительно скоро дошла и до Советского Союза. В 1940 году под названием «Моя красавица» её записал в инструментальном виде ленинградский джаз-оркестр под управлением Якова Скоморовского. Вскоре, на данный мотив появились и пародийный текст, называемый «Красавица моя красива, как свинья». Вот его содержание:
Красавица моя
Красива, как свинья,
Но все же мне она милее всех.
Танцует, как чурбан,
Поет, как барабан,
Но обеспечен ей всегда успех.
Моя красавица
Мне очень нравится,
Походкой ровною, как у слона.
Танцует, как чурбан,
Поет, как барабан,
И вечно в бочку с пивом влюблена.
У ней походочка,
Как в море лодочка,
Такая ровная, как от вина.
А захохочет вдруг –
Запляшет все вокруг,
Особенно когда она пьяна.
Не попадайся ей,
Беги от ней скорей,
Идет и лыбится, как тот верблюд.
Обнимет лишь слегка,
Все кости как труха
Посыплются, но я ее люблю.
На ту же мелодию был написан совершенно дурацкий текст про старушку, переходящую дорогу. Несмотря на его нелепое содержание, этот перл имел ошеломляющий успех. И мы помним, как школьники распевали песню, далекую от канонов социалистического реализма:
Старушка не спеша
Дорожку перешла,
Ее остановил милицанер:
«Товарищ бабушка, меня не слушали,
Закон нарушили, платите штраф!»
— Ах, что вы, что вы, что вы!
Я так спешу домой,
Сегодня у Абраши выходной!
Несу в корзиночке
Кусочек булочки,
Кусочек курочки,
И пирожок!
Я никому не дам,
Все скушает Абрам,
И станет, как надутый барабан!
Широко известна еще одна «народная» песня на ту же мелодию — «В кейптаунском порту». Написал ее в 1940 году ученик 9 класса 242-й ленинградской школы Павел Гандельман.
Впоследствии, Гандельман вспоминал: «Всюду звучали шлягеры на подобные темы: «Девушка из маленькой таверны», «В таинственном шумном Сайгоне» и тому подобное. Они возникали ниоткуда, никто не знал их авторов, но пели их все. И мне захотелось сочинить что-то подобное, такую сокрушительно-кровавую песню на популярный мотив». Безусловно, многие знают эту восьмидесятилетней давности песню, которая начинается так:
В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
«Жанетта» поправляла такелаж.
Но, прежде чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся, по темным улицам,
И клеши новые ласкает бриз.
Они идут туда, где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
И так далее. Разумеется, читатель знает о безрадостной судьбе «четырнадцати французских моряков», которые по пьянке сложили свои головы в портовой таверне.
На наш взгляд, женская группа хора Турецкого очень удачно совместила все эти «народные» песни в духе «Бай мир бисту шейн» в одном клипе. Посмотрите этот видеосюжет и порадуйтесь этой незатейливой жизнерадостной мелодии:
Итак, знаменитая «Бай мир бисту шейн» во всех своих интерпретациях звучала из дребезжащих магнитофонов на всех необъятных просторах советского Союза – в каждой кухне и с каждого балкона. Однако, на протяжении тридцати одного года, после триумфального выступления в московском Зеленом театре, не одной пластинки с песнями сестер Берри, в СССР выпущено не было!
И лишь за год до развала Союза, в 1990 году, всесоюзная фирма «Мелодия» осмелилась выпустить диск с песнями знаменитых Клэр и Мерны Берри. Что интересно — рассказывая об исполнителях, автор текста (он же редактор издания) Глеб Скороходов умудрился ни разу и нигде в тексте не упомянуть того факта, что те, кого он впервые официально представляет на пластинке, известны во всем мире исключительно как еврейские певицы и поют они в основном не английские, а еврейские песни и притом… на еврейском языке.
И еще. Рассматривая технические реквизиты на конверте этой пластинки, можно найти весьма странную запись, которая гласит: «При подготовке программы были использованы записи из коллекций Виталия Гольданского и Ивана Августовского, которым студия выражает благодарность». Также имеется короткая сноска – «Переписи с пластинок 1960-х гг.».
Что же сие означает? А означает лишь то, что у огромного всесоюзного монстра не нашлось ни одного качественного диска, дабы сделать хорошую запись! И, поэтому, пришлось обращаться к каким-то сомнительным коллекционерам, которые тридцать лет назад, совершали антисоветские поступки, приобретая контрабандным путем, в обход советского закона, пластинки весьма сомнительного содержания.
Вероятно, испытывая чувство некой досады, фирма «Мелодия» так и не решилась поместить в альбом, коронную песню, являющуюся визитной карточкой Клэр и Мерны Берри – знаменитую «Бай мир бисту шейн».
Вот такие были времена и такие были песни…
Пожалуй, на этом мы и поставим многоточие…
Что касается будущей, тридцать седьмой
главы, то она будет посвящена одному из «королевских» растений – пиону, и
называется: «Семейство двадцать шестое – Пионовые, или про послевоенную еду…».
[1] APGIII – таксонометрическая система классификации цветковых растений, опубликованная в октябре 2009 году, в Ботаническом журнале Лондонского Линнеевского общества.
[2] Жизнь растений. В шести томах. Том пятый, часть вторая. Семейство толстянковые. – М.: Просвещение. 1981. С. 163.
[3] Жизнь растений. В шести томах. Том пятый, часть вторая. Семейство толстянковые. – М.: Просвещение. 1981. С. 166.
[4] Харакоз М.Ф. Лекарственные растения Краснодарского края и их использование. – Краснодарское книжное издательство. 1974. С. 97.
[5] Гастрит и язвенная болезнь. Составитель. – Феникс. 2019. С. 34.
[6] О творчестве Марка Наумовича Бернеса и его знаменитой песне «Враги сожгли родную хату» мы относительно подробно писали в восемнадцатой главе наших записок «Кувшинковые, или о запрещенной песне про боевую медаль…».
[7] Русский советский поэт, участник Великой Отечественной войны, автор многих популярнейших песен, скончался в ноябре 1959 года. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище. Гроб с телом от ворот несли на руках простые люди, меняя друг друга. По воспоминаниям очевидцев, со времени похорон писателя Максима Горького такого стечения народа в Москве не было.
[8] Многие утверждают, что над головой кружился все-таки шарф, а не шар. Его легче представить кружащимся над головой, чем абстрактный шар, а то мы в своем далеком детстве и вовсе рисовал его если не голубой планетой Земля, то уж глобусом точно!
[9] Изабелла Даниловна родилась в августе 1899 года в Ростове-на-Дону и умерла в январе 2000 года в Москве.
[10] Кристи Агата. Романы. Убийство в «Восточном экспрессе». – Правда. 1991. С. 184.
[11] Памук Орхан. Стамбул. Город воспоминаний. – М.; Колибри. 2015. Стр. 194 — 195.
[12] Здесь приведена часть текста поэта Михаила Исаковского из песни «Летят перелетные птицы» (композитор – Матвей Блантер), вышедшей в свет в 1948 году.
