Книга

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Семейство восьмое – Магнолиевые, или взгляд на войну семилетней девочки…

В бананово-лимонном Сингапуре, в буре,

Запястьями и кольцами звеня,                    

Магнолия тропической лазури,                   

Вы любите меня.                                            

Александр Вертинский.
Танго «Магнолия», 1931 год.

 

Семейство Магнолиевые относятся к порядку Магнолиецветные, класса Двудольные. Этот порядок включает в себя шесть семейств: Анноновые, Дегенериевые, Эвпоматиевые, Гимантандровые, Мускатниковые и, разумеется, Магнолиевые.

Из всех перечисленных семейств, авторы на практике сталкивались лишь с семейством Магнолиевых. Это достаточно древняя разновидность растений. Однако эта древность, не мешает им быть одними из самых красивых цветковых растений. Ведь в меловом и третичном периоде они были широко распространены по всей Земле, вплоть до современной Арктики.

На дворе – только середина апреля. Поэтому, на звездчатой магнолии, выращиваемой авторами книги в Саду Евгения и Валентины, нет еще ни одного листочка. А вот ее грациозный цветок уже гордо раскрывает свой бутон.

Магнолия великолепна и восхитительна! В Японии магнолия — предмет особого почитания. В этой стране древесина магнолий традиционно использовалась для изготовления ножен (Сая) и рукоятей (Цука) для японских мечей (Нихон то). Цветение магнолий настолько впечатляющее зрелище, что японцы, большие ценители прекрасного, даже берут отпуска и целыми семьями совершают паломничества в места цветения магнолий.

А теперь, о психологии. Когда в России произносят слово «Магнолия», у многих возникает ассоциация с городом Сочи. Когда говорят: «Сочи», то многие вспоминают о магнолиях. И этот стереотип уже не разрушишь.

В апреле месяце, цветов в Саду сравнительно немного. Поэтому красавица – магнолия затмевает красотою все окружающее пространство…

И чтобы окончательно проникнуться очарованием, послушайте великолепный шлягер Александра Вертинского «Танго «Магнолия»: «В бананово-лимонном Сингапуре, в буре, Запястьями и кольцами звеня, Магнолия тропической лазури, Вы любите меня»…

И если уж вспомнить Фрейда и его теорию бессознательного, то, наверное, советские архитекторы и дизайнеры, прорисовывая эскизы сочинских дворцов – санаториев, как мечты советского человека, невольно прокручивали в голове Вертинского

Не будем опровергать тезис «Магнолии – это Сочи». Да и стоит ли это делать? Однако, скромно заметим, что помимо Сочи, эта южанка неплохо себя чувствует и в саду Евгения и Валентины.

Мы уже писали о том, что японцы, во время цветения магнолий, берут отпуска и едут любоваться этим чудом. Вероятно, и нам, в середине апреля, следует на недельку перебираться в Сад, восхищаться этими чудесными цветами и читать японские стихи.

А вот такой крошечной была наша магнолия в 2013 году…

Например, такие:

 

Цветком магнолии вспорхнуть

И улететь бы вдаль неизвестную

По краю острого меча

Душа скользит, зачем то…

 

Или вот еще:

Магнолий запах в волосах запутался

К ветру ревнует…

За пять лет вышеуказанная магнолия уже выросла до небольшого деревца. В апреле месяце наступает период любования ее прекрасными цветами…

А можно еще вспомнить Андрея Вознесенского:
 

Не помню – Рим или Монголия?

Века замедлились,

пока

мне девушка цветок магнолии

вдевала в лацкан пиджака[1]

 

Магнолии, а их насчитывается около 230 видов и 12 родов, распространены главным образом в субтропиках Восточной Азии, а также на юге Северной Америки и в некоторых районах Южной Америки.[2] Семейство названо Шарлем Плюмье в честь французского ботаника Пьера Маньоля в 1703 году.

На фоне цветущей магнолии, руководители «Зеленой стрелы» Дмитрий и Наталья, вручают нам Свидетельство о том, что наш Сад является участником проекта «Русское общество открытых садов». 08 апреля 2018 года.

Позже это название было использовано Линнеем в его трудах. В русском языке первоначально использовалось название «Маньолия», которое затем трансформировалось в современное звучание.

Магнолии – величественные деревья, высотой от 5 до 40 метров, а например, тюльпанное дерево, также принадлежащее к семейству магнолиевых, вырастает до 75 метров.

Гордость любой магнолии – цветы. Хотя они очень просто устроены, своей красоты от этого они не теряют. Желтые, розовые, кремовые, белые, напоминающие тюльпаны и розы, огромные (до 45 см в диаметре у магнолии крупнолистной), они покрывают всю крону деревьев, ярко контрастируя с темной зеленью.

Весна! Зеленая, изумрудная трава и цветущая магнолия. Зрелище, поистине радующее взор…

Примечательно и то, что у листопадных видов цветы появляются раньше листьев, в самом начале весны.

Магнолии очень прихотливы в опылении. Дело в том, что этот род обособился еще в те времена, когда пчел еще не было. Поэтому цветы этих растений приспособились к опылению исключительно при помощи жуков.

Только жуки способны, в отличие от других насекомых, пробраться в еще не раскрытый цветок. Только когда цветок не раскрыт, рыльце пестика способно принять пыльцу. Более того, только жуки способны проникать в цветки на всех стадиях их развития и могут выходить из них в любое время. А вот пчелы и осы, которые трудятся над полностью раскрытыми цветами, уже не способны опылить эти растения.

Многие представители магнолиевых обладают высокими декоративными качествами, легко разводятся и очень ценятся в садоводстве. Виды магнолий принадлежат к числу наиболее популярных деревьев и кустарников, разводимых для декоративных целей.

Хеде Мартин Джонсон. Магнолия на красном бархате. 1895 год.

В странах с умеренным климатом более всего ценятся рано цветущие листопадные восточноазиатские виды, особенно японские магнолия звездчатая, магнолия иволистная, магнолия кобус, китайские магнолия обнаженная и магнолия лилиецветковая, а также гибридная магнолия Суланже.

Розовые цветы магнолии Суланже похожи на неведомых тропических птиц, присевших на ветки передохнуть. Похожие на бокал, лишь приоткрытые, крупные, они сидят по одному на темных ветвях с едва проклюнувшимися зеленью листовыми почками. Внешние листочки околоцветника, часто густо-малиновые, бережно закрывают внутренние – немыслимо нежные, светлые, розовые, а иной раз почти белые. Высвеченные солнцем, ароматные, прекрасные в своей изысканной простоте, цветы магнолии Суланже – лучшее, несравненное украшение весеннего сада.

Из-за красоты листвы, а также расположения основного ареала в тропическом и субтропическом поясах, эти растения часто используются в произведениях искусства, как символы и узнаваемые атрибуты южных стран.

Хеде Мартин Джонсон. США. Гигантская магнолия на синей бархатной ткани. 1895 год. Национальная галерея искусств, Вашингтон, США.

Особенно часто магнолию, как символ теплого юга, можно было встретить в советском образе жизни. Ведь в крупнейшем российском городе-курорте Сочи, магнолии составляют основу экзотической парковой растительности.

Кроме знаменитой магнолии, в рассматриваемое нами семейство входит, так называемое тюльпанное дерево. Ботанически правильно оно называется — Лириодендрон тюльпановый или лиран.

На территории Российской Федерации тюльпановые деревья акклиматизированы во влажных условиях сочинских субтропиков черноморского побережья России, где они используются в ландшафтном дизайне. Лириодендрон тюльпановый известен также под названием «жёлтый тополь». Иногда его также называют как «белое дерево» или «канареечное белое дерево». Это растение считается национальным символом американских штатов Индиана, Кентукки и Теннесси.

Лириодендрон тюльпановый, он же лиран, он же «Тюльпановое дерево», произрастающий в Саду Евгения и Валентины…

В рассказе Эдгара Аллана По «Золотой жук» к ветке тюльпанового дерева (оно было выбрано как самое высокое дерево в этой местности Южной Каролины) был прибит череп, служивший ориентиром для поиска клада. Рядом с этим же деревом и был зарыт богатейший клад капитана Кидда.

Мы гордимся тем, что один экземпляр такого растения произрастает в нашем Саду. Говорят, что цветение лириодендрона в полном объеме начинается только после 8 — 10 лет с момента посадки. Иные утверждают, что ждать следует двадцать лет.

Нашему лириодендрону уже порядка двенадцати лет, и цветущим мы его пока не видели. Так что – будем ждать этого события!

Еще один взгляд на лириодендрон тюльпановый, произрастающий в нашем Саду…

Из двух видов тюльпанного дерева – американского и китайского – в культуре распространен главным образом первый.

Наконец, кора тюльпанного дерева, так же как кора, листья и цветочные почки магнолий и некоторых других магнолиевых, обладают лекарственными свойствами. Некоторые виды магнолий, особенно магнолию аптечную в Китае широко применяют для медицинских целей. В парфюмерии используют цветки магнолии крупноцветковой.

А теперь, любезный читатель, перейдем вновь к фрагментам истории, столь сложного прошлого века.

Обратили ли вы внимание, что в последнее время, все чаще встречается словосочетание «дети войны»? И это не зря, поскольку действительных участников той страшной трагедии, становится все меньше и меньше.

К сожалению, время неумолимо. Посчитайте сами: восемнадцатилетний юноша, призванный на фронт в 1945 году, должен родиться в 1927 году. Таким образом, самым «молодым» участникам, сегодня уже пошел десятый десяток!

А кто же подхватывает эстафету памяти того всенародного подвига, который совершила страна? Это те, которые видели страну во время войны своими детскими глазами.

И такой человек у нас в роду есть. Это сестра Евгения Георгиевича – Диана Георгиевна Орел (в девичестве – Пономаренко). Мы попросили Диану поделиться своими краткими воспоминаниями о ее детстве и юности. И мы благодарны ей, за то, что она откликнулась на нашу просьбу. Вот строки человека, который глазами девочки, видел суровый быт воюющей страны.

Фотография сделана примерно в 1936 году, когда Георгий Иванович служил в армии. На переднем плане, в первом ряду, слева: Акулина Кирилловна Калугина, справа — ее дочь, Мария Ивановна Пономаренко и посередине – дочь Марии Ивановны — Диана Георгиевна.

«Мой папа, Пономаренко Георгий Иванович, приехал в станицу Гривенскую, будучи молодым агрономом, женился на Калугиной Марии Ивановне и стал моим отцом. Я родилась в 1934 году. Спустя некоторое время, наша молодая семья переехала в Краснодар. Родители сняли жилье на улице Седина и стали работать на Адыгейском консервном комбинате. Комната, где они поселились, была бывшей ванной, покрытой кафелем, с небольшим окном.

Вскоре папу призвали служить в армию, а мы с мамой остались в Краснодаре. Мама работала по сменам, а меня возила через Кубань в ясли.

После службы, отцу предложили остаться в армии кадровым военным. Из литературы о тех временах я знаю, что тогда очень многим молодым парням из крестьян и рабочих предлагали остаться в армии. Был даже специальный отбор, чтобы были только достойные и проверенные.

Фотография 1938 года. Пономаренко Георгий Иванович приехал на Кубань, дабы забрать свою дочь Дину и жену Машеньку на постоянное жительство в город Винница по месту своей службы[3]
В 1938 году отец нас забрал в город Винница. Там Георгий Иванович проходил службу уже в качестве кадрового военного. Мы жили неподалеку от городского парка. Улица от нашего дома круто спускалась к реке Буг.

Пономаренко Мария Ивановна и ее дочь Диана. На обороте этой фотографии сделана надпись: «На память папочке от жены и дочки. Дочке шесть лет. 08 октября 1940 года.

Дом был советской новостройкой, многоэтажный, мы жили на втором этаже. Квартира была двухкомнатной, с кухней и балконом, типовая, такая планировка в домах делается и сейчас.

В выходные дни, мы все ходили гулять в парк, вечером там играла музыка, а зимой меня катали на санках. Мама стояла на горе и меня подталкивала, а папа ловил внизу. Было очень счастливо и весело. Родители очень любили друг друга. Я ходила в детский сад. Были хорошие праздничные утренники, я помню даже музыку, которую там играли. Но тут началась война.

Весна 1941 года. Мария Ивановна и Георгий Иванович Пономаренко, а также их дочь Диана. И все это исконно человеческое счастье коварно и вероломно разрушила проклятая война

В воскресенье 22 июня 1941 года была прекрасная погода, мы собирались идти гулять. Меня уже одели, и я ждала на улице возле дома. Там были и другие дети. И вдруг, все заговорили о войне. Отец сразу же ушел на работу. Он там все время оставался, домой приходил редко. Мы с мамой ходили в бомбоубежище, так как начались бомбежки. Со слов взрослых, уже через некоторое время немцами был занят пригород, где располагались пионерские лагеря. Все были в ужасе и в отчаянье.

Буквально через несколько дней началась эвакуация. Мы с мамой отправились на восток. Говорили, что поезд, на котором мы уехали, был последним. Следующий эшелон, на котором были такие же беженцы, немцы разбомбили. Папа говорил, что он потом лишь один раз заходил в квартиру, посмотрел на увядший букет цветов и ушел. И больше там, он уже никогда не был.

Все, что было у нас хорошего, забрала война: дом, молодость и счастье моих родителей, мое детство – и за это этим проклятым фашистам от нашего поколения никогда не будет прощения. Они нас убивали и физически, и морально. Вечное им за это проклятье и ненависть нашего поколения.

Ехали мы в теплушках, вы видели их в фильмах о войне. Руководил эшелоном молодой офицер, он был после операции аппендицита, поэтому его тогда на фронт не взяли, он был в запасе. В вагоне ехали женщины с грудными детьми, старики. По дороге нас бомбили, поезд останавливался и мы с мамой, взявшись за руки, убегали в поле, и мама накрывала меня своим телом.

До сих пор, из моего детского сознания до нынешних дней, донесены этот чудовищный гул самолетов, грохот взрывов, изувеченные тела и земля, окрашенная человеческой кровью. И вокруг боль, страх и смерть.

Не видя воочию врага, мы уже ненавидели и боялись этих фашистов, которые растерзали наши детские души и украли наше детство. Это невозможно передать словами, и дай Бог, чтобы никто из живущих никогда не столкнулся с тем ужасом, с тем адом, через который прошли мы…

Когда ехали по Украине, нам к поезду выносили ведрами вишню, яблоки и еду, люди плакали и сочувствовали, говорили, что и им придется уходить от немцев. Видела, как гнали стада коров.

Мы должны были доехать до Куйбышева и там остаться, но нас там только по талонам покормили, а дальше должны были поехать в Орск или в Ташкент.

Поехали все-таки в Орск, говорят, что некоторые поехали и в Ташкент. В Орске нас встретили и расположили в только что отстроенном Дворце культуры какого-то завода. Люди были на сцене, на ярусах, в коридорах, ждали, куда разместят. Пришли гармонисты, стали играть, молодые женщины танцевали, я тоже танцевала, глупые, молодые…

Поселили нас на каком-то постоялом дворе. Сюда из Казахских степей пригоняли овец, весь двор был заполнен овцами. Мы жили на втором этаже, в двух комнатах три семьи: мы с мамой, одна женщина с девочкой Аллой, уже школьницей, и другая женщина с двумя мальчиками, тоже школьниками.

Взрослые с утра уходили на базар за продуктами, и послушать радио, оно было на столбе, такой большой рупор. Последние известия были тяжелые, войска отступали, никто не знал ничего о наших отцах. Потом одна семья получила письмо, и так, один за другим, стали узнавать друг о друге.

Наступила зима. В Орске зимы суровые, там знаменитые Оренбургские степи, бураны зимой, и течет река Урал, раньше называлась Яик, и там жили яицкие казаки.

Со слов взрослых, местные жители были весьма недружелюбны. Ведь там было очень много из числа сосланных сюда или же раскулаченных крестьян. Взрослые говорили, что слышали, как местные грозили, что как только немцы перейдут через Волгу, они тут же сами с нами и расправятся.

Однажды моя мама поехала с другими беженцами за дровами и их застал буран. Мы все очень переволновались, но все обошлось. В доме, как правило, было холодно. Стена у кровати, где мы с мамой спали, была покрыта тонким льдом. От этого у меня развился ревматизм, и я потом лечилась.

Потом, наше пребывание в эвакуации, продолжилось в городе Казань. Уезжали мы из Орска в феврале 1942 года, когда были лютые морозы. С трудом устроились в поезд, все эшелоны были забиты военными. Все ехали на фронт.

Сначала мы устроились в тамбуре вагона, а потом нам удалось переместиться в вагон. Меня положили на верхнюю полку. Внизу сидели вплотную солдаты. Однажды поезд резко затормозил, я свалилась на спины солдат, и они подумали, что началась бомбежка.

В Казани мы жили в многоквартирном доме на улице Адамюк, номер 4. В квартире была жена хозяина, ушедшего на фронт — Елена Степановна и ее сын Арнольд. Этот Арнольд был старше меня, и все время пытался сбежать на фронт. Жили мы с ними очень дружно. Мама работала вначале надомницей, а потом в госпитале. Мы там как-то выступали перед ранеными.

А в 1942 году я пошла в школу. Первый год школы был очень сложным. Немцы еще наступали. В школе на первом этаже был устроен госпиталь, мы же были на втором. Сидели за партой по три человека. Зимой не раздевались, было холодно, с нами учились дети, вывезенные из Ленинграда.

Но новогодние каникулы были очень хорошие, запомнились на всю жизнь. Почти каждый день я ходила куда-нибудь на елку. В школе тоже была устроена елка, был веселый праздник и хоровод. А потом нас посадили вдоль стен на скамейки и раздали по теплой картофелине. Было так вкусно!

Была также елка в доме офицеров для детей, чьи родители были на фронте, была елка в детском саду, где у мамы работала знакомая. С этих утренников я приносила маме или половинку булочки, или половинку конфетки.

Казань очень заботилась о беженцах: были розданы огороды, и мы с мамой и Еленой Степановной, хозяйкой, сажали и убирали картошку. Я тоже с ними ходила, но очень боялась червяков.

Когда немцев выгнали с Кубани, мы с помощью папы вернулись на Кубань. Мы несколько дней пожили у тети Фроси в Краснодаре, а потом уехали к бабушке в Гривенскую.

В Гривенской я ходила в школу в третий и четвертые классы. Мы там все очень дружили: Галя, мамина младшая сестра, она старше меня на два года, дети тети Нади Коцерубы, Зина и Борис, мои двоюродные брат и сестра. Тут же были дети дяди Сергея: Мила и Света. Они жили во дворе бабушкиного дома, в так называемой конюшаной хате.

Мы очень любили петь. Пели много украинских песен, так как этот район был заселен выходцами из запорожских казаков. Они привезли с собой свои песни, свою культуру, колядки, пасхальные праздники и праздник Ивана Купалы.

Дядя Сережа был на фронте, вернулся калекой, в синих очках и с костылем. Потом очки сняли, и вместо костыля он все время ходил с палочкой. Работал он все время на реке в Гидрометеослужбе.

Его жена, тетя Надя, по-русски говорила почему-то медленно. Судачили, что она из детского дома, но как туда попала – неизвестно. Мама говорила, что видела у нее старинную фотографию. На ней сфотографированы красивый офицер царской армии и женщина с прической и в красивом платье, вроде бы ее родители.

Но время было такое, что афишировать такие снимки не следовало, и все это сгинуло в годах, оставшись семейной тайной.

После детского дома тетя Надя смогла все-таки выучиться на медсестру и всю жизнь проработала в Гривенской больнице.

Все мы жили очень дружно. И до 1945 года мы с мамой жили в Гривенской. О Дне Победы узнали на второй день. Ведь в Гривенской радио не было. Кто-то приехал из станицы Красноармейской (бывшая Полтавская) и сказал, что война закончилась. Такой радости и ликования я не видела до дня полета Гагарина в космос. Это было действительно великое счастье.

Станица Полтавская – районная, когда-то была очень богатой и зажиточной, но в 20-х годах прошло раскулачивание, и всех из нее вывезли в Сибирь на поселение, и она стала называться Красноармейская.

Фотография примерно начала 1947 года. Снимок сделан в Москве во время переезда семьи Пономаренко в воинскую часть города Ижевска

После войны отца перевели в окрестности города Владимир и вся наша семья стала жить вместе. Во Владимире мы жили в военном городке, в двенадцати километрах от города, в лесу. Там летом было много грибов, малины, черники.

А еще там в лесах были необыкновенные озера, очень глубокие, говорили до восьмидесяти метров глубиной. Перед плохой погодой отрывались куски берегов и плавали по озеру как острова, вместе с деревьями, а потом снова приставали к берегу. Поэтому близко к озерам было опасно подходить, поскольку можно было попасть в полынью.

Потом мы переехали непосредственно в сам Владимир и тоже жили в военном городке, откуда я пешком ходила в центр города в школу № 1. Это была бывшая гимназия, как раз возле Золотых ворот.

В 1947 году отца перевели в город Ижевск. Там мы поселились в рубленом деревянном двухэтажном трехподъездном доме. Его строили военнопленные. Их там было очень много. Утром колонны мимо нас шли в город, к вечеру возвращались назад, медленно, посреди мостовой. Мостовая была деревянная, из пней, а тротуары – тоже деревянные, из досок.

В этом городе было огромное озеро, по нему ходили пароходы. На его берегу был огромный завод. По ночам были видны всполохи, ухал тяжелый молот. Я была еще мала, 6–7 класс, и как-то не знала, что это за завод. Я только сейчас понимаю, что там были не только немецкие военнопленные, но и люди вроде моего дяди Вити. Там были лагеря, и заключенные строили этот завод.

В 1948 году начались, после военного послабления, новые репрессии. Отцу неоднократно приходилось писать объяснительные по поводу маминого дяди – священника Григория Васильевича.

А тут еще добавился мамин брат Виктор, который побывал в плену, а потом отбывал наказание в советском лагере. Все это отцу приходилось объяснять на работе. В конце концов, по рассказам мамы, ему предложили или разойтись с нею, и тогда он останется на военной работе, или оставить службу.

Отец выбрал второе. Он нас не предал! В это время мама уже ждала ребенка. И мы уехали из Ижевска на Кубань, где нас не ждал никто. Здесь не было ни дома, ни работы, только разрушенный край. Отец остался без военной пенсии, хотя прошел всю войну и был кадровым военным. Можно было понять его отчаяние, как все это было трудно пережить.

Сначала мы жили в Краснодаре у тети Фроси. Это чистая и добрая душа, которая всегда помогала людям. Царство ей небесное. Потом родители сняли домик на Карасуне, а я стала ходить в школу № 21, расположенную на пересечении улиц Мира и Коммунаров.

Краснодар начали постепенно восстанавливать. На углу улиц Красной и Мира открыли книжный магазин, куда я часто заглядывала. Но самое главное – в ноябре 1948 года родился мой братик Женечка. Мы все были очень рады, а отец, со свойственной ему настойчивостью, вместе со мной прошел к маме в палату, и нам показали младенца.

Было очень трудно жить, хотя карточки отменили, ничего не было. Одежду шили из плащ-палаток, у нас были блузочки из шелковой ткани, которые получили, распоров мешочки из-под пороха. Там еще стояли военные штампы.

Но все равно счастье было уже в том, что не было войны, была надежда на будущее. Я училась, Женя рос. Но поскольку родители переехали в Гривенскую, мне пришлось оканчивать 10-й класс снова в станице Гривенской.

Первый год после школы я работала на хуторе Зеленском Красноармейского района в школе старшей пионервожатой. Жила на квартире и готовилась поступать в институт. Мне было все равно куда, но только учиться. Я стремилась учиться и готовилась к этому весьма обстоятельно.

Ни о каком замужестве и мысли не было. Поэтому, у меня и не было близкого контакта с тем кругом людей, что меня окружали. Я много читала, пользовалась библиотекой, и окружающая меня молодежь мне была неинтересна.

Я была комсомолкой, как и положено, с 14 лет. В Краснодарской 21-й школе была пионервожатой в 5 классе, членом школьного комитета комсомола, вела культурно-массовый сектор, сама организовывала праздничный новогодний школьный концерт.

Мы ездили с шефскими концертами по военным госпиталям. Помню, как выступали на первых выборах в Верховный Совет на избирательных участках, как бегали на трофейные фильмы.

Вот такой очаровательной юной девушкой приехала Диана Георгиевна в Харьков учиться в институте. Фотография сделана 27 мая 1954 года

Будучи в Гривенской, на работу я устроилась сама. Пошла в Красноармейский райком комсомола к секретарю райкома. Он оказался тоже с фамилией Пономаренко. И это его, наверное, ко мне расположило: «Хочешь быть старшей пионервожатой в Зеленской школе-семилетке, недалеко от Славянска?» – спросил он. Я согласилась и проработала там учебный период с 1952 по 1953 год. Там в марте месяце мы узнали о смерти Сталина.

А этот снимок Дианы Георгиевны сделан всего лишь через год – 16 мая 1955 года. Город быстро обтесывал хуторских девчат. Да и они особо не сопротивлялись. Уже появилась «городская» прическа. Вполне прекрасная дама…

Из этой школы я вновь уехала в Гривенскую, рассчитавшись на работе. Там я начала готовится к поступлению в институт. Меня очень уговаривали остаться. Предлагали учиться заочно в пединституте, но я рвалась в большую жизнь. Я очень хотела вырваться из этого круга. Может быть потому, что я уже видела жизнь больших городов, и у меня сложился, хотя и небольшой, но собственный кругозор.

На переднем плане красавица, спортсменка и комсомолка Пономаренко Диана Георгиевна…

В 1953 году я поступила в Харьковский автомобильно-дорожный институт на дорожно-строительный факультет. Это были самые счастливые годы моей жизни. Там же, я вышла замуж, сменив фамилию Пономаренко на фамилию Орел. В 1958 году у нас родился сын Андрюша, а в 1964 году – дочь Оксана.

Примерно 1956 год. Студентка Диана приехала домой на каникулы. По этому поводу была сделана памятная фотография с отцом – Георгием Ивановичем, мамой – Марией Ивановной и братом Евгением…

Мой муж, Орел Владимир Михайлович, учился в том же институте, будучи студентом, активно занимался общественной работой, избирался секретарем комитета комсомола курса и, впоследствии, вырос до должности первого секретаря Киевского райкома комсомола.

В то время повсеместно звучал лозунг о необходимости освоения целинных и залежных земель. Поэтому Владимир неоднократно выезжал со студенческими отрядами города Харькова на Целину.

Вскоре, после одной из таких поездок в Казахстан и возвращения в Харьков, его вызвали в Москву, в Центральный комитет ВЛКСМ, к первому секретарю Владимиру Семичастному.[4]

На студенческой практике в Полтавской области Украины. Диана Георгиевна крайняя слева

Семичастный вел беседу с Владимиром неторопливо, довольно дотошно расспрашивал о настроениях студенческой молодежи в Харькове, о работе на Целине. Беседа продолжалась около часа, в конце которой Владимиру Михайловичу было сделано предложение о переходе на работу в ЦК ВЛКСМ. Для раздумий был предоставлен один день и Владимир дал свое согласие. Так наша семья оказалась в Москве, где мы и живем уже около шестидесяти лет.

Фотография примерно 1966 года. Диана Георгиевна со своим супругом Владимиром Михайловичем и детьми Андреем и Оксаной…

Думаю, что не только Владимиру повезло с интересной работой. Знания, полученные мною в Харьковском автомобильно-дорожном институте, мне пригодились сполна.

Дело в том, что в Москве меня приняли на работу в центральный проектный институт Министерства обороны СССР. Там я занималась проектированием взлетно-посадочных полос и рулежных дорожек.

Ведь в конце 60-х годов прошлого века в Советском Союзе появились стратегические бомбардировщики и другая реактивная техника. А аэродромная база оставалась прежней, не отвечающей новым реалиям и ее надо было срочно развивать.

Орел Диана Георгиевна – сотрудница центрального проектного института Министерства обороны СССР…

Организация была очень закрытой и поэтому мои документы и соответственно всю мою родословную проверяли очень долго.

Наверняка поднимали документы, касающиеся всей моей родословной. Но судя по тому, что меня все-таки взяли на эту работу, вероятно, каких-либо претензий к моим родственникам (священнику Григорию, бывшему военнопленному Виктору), да и к моему отцу — Георгию Ивановичу, уволенному из армии, высказано не было.

А эта фотография сделана 01 января 1969 года, где Диана Георгиевна изображена со своими родителями и братом…

И это очень радовало. Вероятно, это уже были реальные плоды, так называемой «хрущевской оттепели», которые позволили мне шагнуть в большую жизнь…».

Вот такие военные и послевоенные хроники девочки и молодой девушки. Заметьте, что в 1959 году, когда ее молодая семья переехала в Москву, Диане было всего лишь двадцать пять лет! Но сколько за это время уже было пройдено дорог, городов и станиц: Краснодар и Славянск-на-Кубани, Харьков и Винница, Казань и Владимир.

Диане Георгиевне уже перевалило за восемьдесят. Теперь, она уже самая старшая в нашем роду и поэтому, заботливо опекает всех своих родных и близких…

Сколько впечатлений было сосредоточено в этом калейдоскопе событий, от забытой Богом станицы Гривенской до столицы нашей Родины, Москвы.

Сколько было увидено человеческого горя и страданий. Так что термин «Дети войны» имеет свое глубочайшее содержание и который достоин всяческого уважения.

Завершая этот фрагмент «Дети и война», зададимся вопросом – а есть ли среди нашей родни история, где подросток стал бы «сыном полка»? Да, оказывается и такая история есть.

Сюжет, который мы предлагаем вам, называется «Рассказ о юном кларнетисте». В данном случае, речь пойдет об Алтухове Иване Аверьяновиче – муже Елены Васильевны, племянницы Дереза Михаила Куприяновича!

Поэтому, в следующей, главе, мы расскажем о благородном самшите, а также вновь коснемся темы войны. Следующая, двадцатая глава, называется: «Семейство девятое – Самшитовые, или рассказ о юном кларнетисте…».

 

 

[1] Андрей Вознесенский. Северная магнолия. 2001 год.

[2] Жизнь растений. В шести томах. Том пятый, часть первая. Семейство магнолиевые. – М.: Просвещение. 1980. С. 127.

[3] Комментируя эту фотографию Орел (Пономаренко) Диана Георгиевна пишет: «Для девочки отец всегда был эталоном при выборе мужа. Ниже этой планки опустится было невозможно. Мы все находились под воздействием огромной силы воли и какого-то харизматического влияния нашего отца в самом хорошем понимании смысла этих слов. Это чувствуется до сих пор, до настоящего времени он продолжает оставаться для нас образцом порядочности и авторитетом как мужчина».

[4] Семичастный Владимир Ефимович – политический и государственный деятель СССР. В 1958 – 59 годах – первый секретарь ЦК ВЛКСМ. В 1961 – 67 годах председатель комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР.

Добавить комментарий

Войти с помощью: 

Ваш адрес email не будет опубликован.