Семейство первое – мхи,
или трагическая судьба сыновей бондаря…
В третий день Он извел из воды сушу
и назвал ее Землею, а собрание вод назвал
морями. На суше Бог вырастил травы и деревья.
Библия
Любезнейший читатель! Сразу же подчеркнем – мы слукавили, объединив мхи всего лишь в одно семейство! Безусловно, это деяние можно квалифицировать, как подлог, укрывательство, либо фальсификацию. Выбирайте, что вам наиболее предпочтительно.
На самом то деле, эти самые Моховидные, или Мхи, или Настоящие мхи, или Бриофиты, относятся к отделу высших растений, насчитывающий около 10 000 видов, объединённых примерно в 700 родов и примерно 120 семейств.
Для наукообразия скажем, что общее число всех мохообразных, включая Печёночные мхи и Антоцеротовые мхи, составляет около 20 000 видов!
Просто мы хотим немного упростить. И все сто двадцать семейств, входящих в класс Мхи, мы опишем, как одно направление.
Как правило, мхи представляют собою мелкие растения, длина которых лишь изредка превышает 50 миллиметров. Исключение составляют водные мхи, некоторые из которых имеют длину более полуметра, и эпифиты, которые могут быть ещё более длинными.
В природе, мхи участвуют в создании особых биоценозов, особенно там, где почти сплошь покрывают почву. Это явление особенно отчетливо наблюдается в тундре.
Известно, что моховой покров способен накапливать и удерживать радиоактивные вещества.
Также, мхи играют большую роль в регулировании водного баланса ландшафтов, так как способны впитывать и удерживать большое количество воды.
Среди мхов есть чемпионы по теневыносливости. Один из них – печеночный мох Маршанция. С ней знакомы все владельцы сырых участков на плотных почвах – непрошенной она поселяется на грядках и дорожках, на дне канав и под сырыми каменными стенками. Ни одно почвопокровное растение не способно выжить при затенении, которое выдерживает маршанция, не говоря уже о том, что она неделями может находиться под водой. Это просто клад для «лужайки» у северной стены!
Мох — удивительное растение, которое относят к разряду вечнозеленых. Островки его яркой зелени можно наблюдать с ранней весны и до морозов.
Именно поэтому мох стал равноценной альтернативой газонной траве в ландшафтном дизайне. А, благодаря множеству разновидностей и широкой цветовой гамме, газоны изо мха получаются оригинальными, заметными и, конечно, запоминающимися.
Многие думают, что мох требует особые условия (влагу, болотистые места, тень) и сложен в выращивании. Но это не совсем так. Большинство видов действительно лучше чувствуют себя возле водоемов и ручьев, под сенью деревьев. Но существуют и мхи, которые хорошо растут на солнечных полянках, открытых местах и даже на крышах. А уж там, солнечного света, хоть отбавляй!
Следует отметить, что отношение людей ко мху, зачастую весьма двоякое. Некоторым он не нравится своей «замшелостью» в буквальном смысле слова. И такие садоводы борются с ним, всеми доступными средствами.
А вот японцы, скандинавы, немцы давно считают мох полноценным обитателем грамотно устроенного сада. И причина, как нам кажется, вовсе не в извращенной фантазии, а в первую очередь в том, что вездесущие мхи создают привычный фон для жизни других растений.
Ведь мы подчас удивляемся: почему в лесу растения легко укореняются, сеются, переносят засуху и непрекращающиеся дожди, запредельную жару и небывалую стужу, а в саду все это – только с нашей помощью? Может быть, вернуть им хотя бы часть привычной обстановки, частью которой является это неприметное растение.
Мы же, приветствуем мох, во всех его проявлениях. Очевидно, это потому, что наш Сад очень молод. Ведь неполные двадцать лет – это младенческий возраст для любого сада. А нам ведь очень хочется солидности и ощущения старинного сада. Эдакое желание – пустить пыль в глаза…
Вот мы и радуемся мху, который своей приятной бархатистостью придает ландшафту больший возраст, нежели это есть на самом деле. Отрадно, когда мох начинает «селиться» в промежутках между мощением садовых дорожек. Такое заполнение позволяет скрыть неровности швов и смягчает общий вид
В целом, замшелые камни, стволы деревьев, коряги и те же замшелые керамические амфоры приобретают природный вид и создают умиротворенную атмосферу старинного сада. Что касается камней, то для скорейшей их «замшелости» наиболее хорошо подходят валуны с пористой поверхностью (известняк, туф). Однако и более гладкие камни со временем могут быть завоеваны неприметным мхом. Только времени на это уйдет гораздо больше.
Секрет «моховизации» сада достаточно прост и известен многим. Однако, повторим его. Для этого, следует взять пару стаканов кефира, либо натурального йогурта и добавить туда горсть свежего и сухого мха. Всю эту консистенцию надо смешать в блендере до однородной массы.
По густоте следует стремиться к консистенции сметаны или легкого крема. Если необходимо загустить сильнее, добавьте измельченный мох, если разбавить — воды. Для гладких поверхностей в состав смеси можно слегка добавить увлажненную керамическую глину. Она увеличит вязкость состава и позволит смеси более прочно закрепиться на камне.
Вот такое великолепное растение, которое должно занять достойное место в наших садах и различных ландшафтных композициях!
И оттолкнувшись от древних мхов, вновь вернемся к древним семейным корням, и попытаемся выяснить, почему же нам не удалось создать такие же прекрасные сады, как в той же Англии.
Вернемся вновь к фотографии семьи Калугиных, сделанной более века назад, в далеком 1909 году. Сестра Евгения Георгиевича – Диана Георгиевна, так комментирует это фото:
«Здесь мы видим оплот государства Российского. И хотя люди не улыбаются, мы видим спокойные, гордые, полные собственного достоинства лица. Бросается в глаза – как много мужчин, настоящих мужиков, семьянинов. Семьи были большие, было много сыновей и зятьев. Все уверенные в себе, не забитые, чинные и благородные люди. Женщины и дети хорошо одеты, чувствуется крепкая семья. Сравните с послевоенными фотографиями — какой контраст»!
Действительно, не будем забывать, что фото сделано уже в двадцатом веке, на пороге бесчисленных потрясений и человеческих страданий! Мог ли, хотя бы в страшном сне, Василий Герасимович подумать, что уже на его внуках, эта мощная фамилия прекратит свое существование? В это невозможно поверить, но это действительно так!
Согласно семейной легенде, Василий Калугин, благодаря отмене крепостного права попал на Кубань. Ведь не следует забывать, что 8 февраля 1860 года император Александр II подписал указ о создании новой административной единицы Российской империи – Кубанской области. А через год, с отменою крепостного права, появилась возможность осваивать новые земли и бывшим помещичьим крестьянам.
Вот в этой «первой волне» переселенцев-первопроходцев из европейской части России и участвовал наш Василий Герасимович Калугин. Якобы, в начале 60-х годов XIX века, согласно Указа императора Александра II (освободителя) в центральной полосе России из бывшей крепостной молодежи, выходцев из семей ремесленников (плотников, портных, сапожников, бондарей) формировались своеобразные команды для отправки на Кубань. Не исключено, что эта далеко идущая миграционная политика была связана с предстоящими русско-турецкими войнами.
Как бы то ни было, Василий Герасимович, в составе небольшой группы молодых людей, дошел пешком до Кубани. Первоначально их маршрут лежал на Темрюк. Неизвестно, как уж они брели из своей Орловской губернии, но пути привели их в станицу Полтавскую.[1]
Здесь они приняли окончательное решение, и повернули на станицу Ново-Нижестеблиевскую, более известную в народе под названием Гривенская, которая в те времена славилась своими рыбными богатствами.
Здесь следует отметить, что в те далекие времена Дон и Кубань для жителей центральной полосы России представлялись синонимом свободы и сказочного богатства.
Чем же так сладок был для крестьян казачий край? Конечно, в первую очередь свободой и обильными урожаями, которыми славились кубанские и донские земли. Вот как, например, уговаривает один молодой воронежский мужик другого идти к казакам на заработки в романе Александра Эртеля «Гарденины», написанном в 1889 году:
«Из нашей деревни трое идут, из Прокуровки – двое, один боровский обещался… Коли ты соберёшься, вот нас и артель, елова голова. Эй, собирайся, Андронка. Места – рай, умирать не захочешь… Вот пойдем – все Русь, все Русь… А там хохлы попрут, что ни яр – слобода, что ни левада – хутор. Сплошной хохол до самого Коротояка. Завалимся, Господи благослови, за хохлов, казак пойдет, эдакие села, станицами прозываются… а там уж гуляй до синего моря: все степь, да ковыль-трава шатается, да камыш шумит на Дону-реке… Ну а как ввалимся в казаки, сейчас я вас на место ставлю… И вот какие дела, братец мой: придет суббота, подставляй подол – прямо тебе казак пригоршнями серебра насыплет… У них не балуйся, у них все серебро. А в воскресенье в станицу, на базар, а с понедельника опять идешь, где лучше. И-их, сторонушка разлюбезная… Харчи ли взять… Понимаешь ли, Веденеич, ржаного хлеба звания не слыхать. Все пирог, все пирог… каша с салом, а ежели масло в сухие дни, так невпроворот масла нальют, окромя того ветчина, водкой поят которые… Одно слово – казак, в рот ему дышло!»[2]
Конечно, описанное выше – мечты о райской жизни. Вместе с тем, следует учесть и одно немаловажное обстоятельство. Дело в том, что многолетний опыт давал казакам возможность чувствовать себя уверенными и в военном деле, и на поле. Но когда дело доходило до гончарного, сапожного, бондарного или же портняжного мастерства, то тут они уступали в мастерстве так называемой ими «городьбе» — иногородним, селившемся рядом с первых лет появления станиц. Их кузни, бондарки, колесни, гончарни стояли обычно на Шляховой улице, проходившей через центр многих тогдашних населенных пунктов
К тому же и в самой среде казаков считалось зазорным заниматься всеми вышеперечисленными делами. Таким образом, эти два обстоятельства и способствовали тому, что казаки не возражали против переселения в станицы ремесленников, кузнецов, и бондарей.
Открыть в центре станицы мастерскую, или, как тогда говорили, — свое дело, стремились многие из тех, кто направлялся из центральной России на Кубань в поисках счастливой жизни. Пришельцы получали ироническое прозвище «рассейцы», появлялись скорые поговорки-характеристики: «Рассея хлеба не сея», «Мелочь пузатая: ни вилами ковырять, ни шашкой рубануть».
При всем ироничном отношении коренных станичников к «городьбе», последняя, без работы не сидела. Казаки заказывали им все что угодно: ярмо для быков, рогач для кухни, конскую упряжь, деревянные корыта, ведра и бочки, черкески для мужчин, рушники для икон, а также множество иных, необходимых в хозяйстве вещей.
Поэтому, орловский ремесленник Василий, владеющий мастерством изготовления деревянных бочек, безусловно, легко нашел свое место в этой благословенной казачьей станице Ново-Нижестеблиевской, или же Гривенской.
В те времена в центре Гривенской проживал заводчик, некто Байков. Он владел двумя небольшими предприятиями – рыбным и раковыми заводами. Там производили засол продукции по специальным технологиям. Старожилы рассказывали, что такие ценные сорта рыбы, как рыбец и шемая отправляли через Санкт-Петербург на берега далекого Альбиона, то есть в Англию.
Якобы у этого Байкова и стал работать наш Василий Герасимович. Там же, ему и выделили помещение и участок земли в центре Гривенской для его мастерской, которая называлась «бондарка».
Примерно в тоже время, когда Василий Герасимович появился в Гривенской, туда же приехала и запорожская казачка Мария Михайловна Толстик. Появление ее на Кубани достаточно трагично. Уже неизвестно, что побудило ее отца Михаила искать счастье на Кубани. Какие богатства, какие вольные хлеба заставили его посадить на телегу своих жену и детей и отправится в дальнее путешествие?
Только в дороге застала эту семью и таких же искателей счастья, какая-то болезнь, а может быть эпидемия, которая часто гуляла по степным просторам. При этом, многие переселенцы умерли. Скончались и родители семьи Толстик. Остались лишь сын Михаила – Иван Михайлович, двадцати лет от роду, да дочь – Мария Михайловна, в возрасте шестнадцати лет, которые после длительных скитаний обосновались в станице Ново-Нижестеблиевской, она же Гривенская.
Брат Иван, после смерти родителей превратился в фактического главу семьи и где-то выполнял для молодой девушки роль отца. Он приписался к местным казакам, получил земельный надел и поселился вместе с Машенькой в районе так называемого парового моста.
Мария Михайловна пристроилась прислугой в дом местного заводчика Байкова. Там же где-то работал бондарем и Василий Герасимович. Шустрая красавица-казачка приглянулась молодому бондарю.
Они полюбили друг друга и вскоре Маруся забеременела. Однако для женитьбы Василий должен был получить родительское благословение. На этом категорически настаивал ее брат Иван Михайлович. А этого благословения у Василия, разумеется, не было. И побрел влюбленный Василий назад, в Орловскую область, получать для себя и Машеньки — это самое благословение.
Ходил-то он, почитай, полгода. А за это время у Марии Михайловны в 1864 году появился первенец. К моменту рождения мальчика, Василий еще не успел вернуться. Поэтому Иван Михайлович Толстик зарегистрировал младенца в церкви на свою фамилию, признал его урожденным казаком, и нарек его Константином. Так и получилось, что первый ребенок у Василия Герасимовича был назван по девичьей фамилии жены.
А где же Василий? Вернулся ли он? Да, вернулся и застал свою любимую со своим сыном! Осталось лишь обвенчаться, что и было сделано! При этом Мария, разумеется, уже стала Калугиной.
А всего у Василия было семеро детей, причем четверо – мальчики, о которых мы и продолжим повествование. Второго сына назвали Андреем, судьба которого наиболее таинственна. В свое время, Евгению Георгиевичу перешла еще от бабушки Акулины Кирилловны весьма странная фотография:
Она интересна не только своей более чем столетней давностью, но и несет на себе отпечаток репрессий тридцатых годов.
Примечательно, что на фотографии имеется множество естественных сколов и царапин, появившихся с течением времени. Однако, на снимке есть и собственноручные дефекты, выполненные намерено, по-варварски грубо, дабы стереть изображение креста священнослужителя, находящегося на груди сына Василия Герасимовича — Григория Васильевича Калугина.
Что касается креста, то здесь более-менее все понятно. Священников преследовали и их сотнями и тысячами отправляли на Соловки. Как следствие, за хранение этого снимка, свидетельствующего о родственной связи со священнослужителем, можно было, в свое время, получить клеймо «врага народа».
Однако, кроме вымаранного креста, было отчетливо видно, что у фотографии также отрезана левая часть. Для чего это надо было делать, пройдясь по лицу ребенка, изображенного сидящим в первом ряду? Здесь была какая-то тайна. Зачем это сделали, что побудило людей к этому и кто еще был изображен в этой таинственной левой части фотографии? И это многие годы и десятилетия оставалось загадкой.
И вдруг, уже в процессе написания этой книги, завеса тайны слегка приоткрылась. Это произошло с помощью дальней родственницы Лидии Александровны Тосуновой (в девичестве – Толстик), у которой оказывается имелась точно такая же фотография, в гораздо лучшем физическом состоянии, а главное – целехонькая, без всяческих отсечений! И именно благодаря Лидии Александровны, нам немного приоткрылась тайна этой фотографии.
Ведь здесь, уже на полноценной фотографии, мы видим во втором, центральном ряду, крайнего слева, благообразного мужчину Андрея Васильевича Калугина – сына Василия Герасимовича. В своих комментариях Лидия Александровна говорит: «Это человек, о котором в семье всегда говорили шепотом». Проживал он в Краснодаре и якобы был лектором (значит ли, что и преподавателем учебного заведения?).
И, опять-таки, по дошедшим легендам, этот человек в тридцатых годах был репрессирован. По какой причине – нам неизвестно. Может быть в своей лекции, касающейся грандиозных успехов колхозного строительства, он, вместо десяти, лишь восемь раз упомянул имя Великого Сталина, за что и был наказан карающей рукой пролетариата. И в последующем этот человек бесследно исчез в пучине ГУЛАГа. Поэтому, показывать кому-либо связь с этим лектором, к сожалению, было крайне небезопасно.
Судя по всему, второй сын Василия Герасимовича смог выбиться в люди и получить образование. Однако, это, в конечном счете, его и погубило. Была ли у Андрея семья? Была ли она также репрессирована, как и он? Таким образом, с высокой степенью вероятности и на Андрее, прервалась возможность продолжения фамилии.
Третий сын Василия Герасимовича – Григорий, как вы уже догадываетесь, стал священнослужителем. Его звездным часом стало участие в Русско-японской войне. Ведь и фотография 1909 года, была сделана исключительно в честь его возвращения на Родину. И неспроста, он находится на самом почетном месте – в центре снимка, рядом с главой семейства, Василием Герасимовичем.
Священник-то он был не робкий – согласно семейным легендам, он воевал в составе вышеуказанной эскадры адмирала Макарова. И за свои солдатские (или приравненные к ним) боевые заслуги был награжден знаменитой воинской наградой — Георгиевским крестом.[3]
Действительно, несмотря на поражение в войне, в народной памяти навсегда останутся героические действия матросов и офицеров русской эскадры под командованием вице-адмирала Степана Осиповича Макарова, талантливого и разностороннего человека – полярного исследователя, океанолога и кораблестроителя. Правда пробыл на этой войне Степан Осипович недолго – прибыв на Тихоокеанский флот в начале марта 1904 года и успешно командуя действиями кораблей при обороне Порт-Артура, он вскоре погиб на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на мине.
Надо отметить, что Василий Герасимович очень гордился своим сыном, вероятно первым человеком в его роду, получившим правительственную награду. Вот его фотография, где он изображен совместно со своим героическим сыном. И, наверное, она являлась предметом особой гордости:
Однако, после революции судьба Григория Васильевича была предрешена, как и тысяч его собратьев – священников. Где-то в 1929 – 1930 годах он был арестован, в станице Полтавской был погружен на поезд и исчез навсегда…
Может быть, как многие другие священники, он окончил свой путь на знаменитых Соловках.
Упомянув станицу Полтавскую и ее вокзал, следует отметить, что в тридцатые годы, он имел весьма зловещую славу. Ибо это была дорога в один конец, дорога в никуда, для десятков тысяч ссылаемых в Сибирь людей, которые, вдруг в одночасье, стали кулаками.
По рассказам очевидцев тех времен, выселяемые казаки, будучи уже на вокзале вели себя очень мужественно и достойно. И апогеем их самобытности, самоуважения и чувства собственного достоинства явилось то, что однажды, уже перед посадкой в вагоны, которые везли многих на верную смерть и невероятные лишения, они вдруг грянули запрещенную белогвардейскую песню:
Ты Кубань, ты наша Родина,
Вековой наш богатырь!
Многоводная, раздольная
Разлилась ты вдаль и вширь.
Они пели так пронзительно и проникновенно, с такой гордостью и мерой собственного достоинства, что невольных свидетелей этой трагической картины продирал мороз по коже и у них возникали одновременно чувства страха, скорби и благоговения перед этими, ни в чем неповинными и обездоленными людьми. И об этом эпизоде, многие десятилетия вспоминали жители Кубани.
А запрещена эта песня была потому, что написана полковым священником царской армии Константином Образцовым. Ее исполнение наказывалось в уголовном порядке. Однако, история – очень мудрая дама, обладающая весьма и весьма тонкой иронией.
Действительно, прошло время. И 24 марта 1995 года собирается Законодательное собрание Краснодарского края, которое утверждает гимн Кубани. Прошу не улыбаться, но начинается этот славный и величавый гимн следующими словами:
Ты Кубань, ты наша Родина,
Вековой наш богатырь!
Многоводная, раздольная,
Разлилась ты вдаль и вширь
В зале присутствуют все краевое руководство, в том числе начальник краевого УВД и руководитель ФСБ, но никто из них не дает команды арестовывать присутствующих здесь людей. Все поют, и ликуют. Поют и ликуют…
Можете ли вы представить, с каким сарказмом на все это взирала дама весьма строгих правил — госпожа История? Хотя таких казусов она видела немало, но ироническая улыбка наверняка присутствовала на ее строгом, многое видавшем лице…
Вернемся, однако, к Григорию Васильевичу. Где завершился жизненный путь священнослужителя Калугина Григория Васильевича, никому доподлинно не известно. Все попытки Евгения Георгиевича установить истину, успехом не увенчались. Может это Соловки, а может быть иной лагерь. Вероятно, лишь один Бог знает эту истину…[4]
Отметим, что детей у Григория никогда не было. И здесь также обрывалась ниточка возможного продолжения фамилии.
Оставалась надежда лишь на младшего сына – Ивана, у которого тоже была многодетная семья. Как и у Василия Герасимовича, у него было также семеро детей, и также – четверо хлопцев. Но об этом – в дальнейшем повествовании…
А в следующей, тринадцатой главе, мы расскажем о папоротниках — также очень древних растениях.
Мы также вновь коснемся фрагментов истории, столь неоднозначного двадцатого века. В частности, мы хотели бы отметить роль станицы Гривенской в братоубийственной гражданской войне 1918 – 1921 годах…
Поэтому, будущая, тринадцатая глава, называется: «Семейство второе – Папоротниковые, или куда исчез Порфирий Константинович?».
[1] Согласно сегодняшнего административно-территориального деления, это районный центр Красноармейского района Краснодарского края.
[2] Эртель А. И. Гарденины, их дворня, приверженцы и враги: Роман. – М.: Сов. Россия, 1985. – С. 156-157.
[3] Георгиевский крест – российская воинская награда. Учрежден императором Александром I в 1807 году. Георгиевским крестом награждались нижние чины армии и флота за подвиги на поле брани. В 1856 году император Александр II установил четыре степени георгиевского креста. Знаки первой и второй степени представляли собой золотой крест, третьей и четвертой – серебряный крест. В центре креста помещалось изображение Святого Георгия на коне, на обратной стороне – вензель «СГ». По всей видимости Андрей Васильевич был награжден Георгиевским крестом четвертой степени.
[4] К сожалению, все наши попытки узнать хоть какие-либо детали о жизни Григория Васильевича, успехом пока не увенчались. В частности ответ из Московской Патриархии от 25 мая 2010 года звучит: «Ваше письмо на имя Его Святейшества, Святого патриарха Московского и всея Руси Кирилла, с просьбой о предоставлении информации о Вашем двоюродном деде, священнике Калугине Григории Васильевиче, нами получено и внимательно изучено. Сообщаю Вам, что в архиве Московской Патриархии сведений о данном священнослужителе нет».
